Где находится край света - Ольга Меклер Страница 9

– Что?

– Кто из нас немец? По-немецки «Все или ничего» – «Alles oder nichts!», если она это хотела сказать. А aber – но. Ты ее любил?

– Мне было с ней хорошо.

– А потом?

– А потом я встретил тебя.

– И?..

– И… И все! – он беспомощно развел руками.

– Мне ее жаль. Очень, – прошептала она. – Умная, интеллигентная и, наверное, красивая…

– Да… Марийка, родная, давай я сожгу это письмо, и мы больше не будем к этому возвращаться. Я просто не посчитал возможным что-либо от тебя скрывать.

– Нет, – она покачала головой. – Возвращаться не будем, а жечь ничего не надо. С чувствами так нельзя.

Они и правда больше никогда не говорили об этом, но письмо Мария сохранила навсегда.

А купеческая Самара тем временем неуклонно превращалась в промышленный Куйбышев. Строились дома и предприятия, открывались клубы и дома отдыха – осуществлялось «планов громадье», и молодые журналисты, уже получившие от щедрот государства квартиру, работали с небывалым подъемом, ощущая свою сопричастность великому делу Сталина – Ленина, свято веруя в правильность курса, указанного вождями и партией.

Благосостояние советского человека выросло настолько, что родное правительство решило запретить аборты: «Нам нужны люди! Наша страна готова вырастить и прокормить всех своих граждан!».

Карандаш резво бегал, едва успевая за словами главврача роддома: теперь непременно повысится рождаемость… женщины будут навсегда избавлены от непоправимого вреда, наносимого искусственным прерыванием беременности, от угрозы бесплодия… каждая, слышите, каждая должна лично поблагодарить товарища Сталина за заботу о здоровье ее и будущих детей, за дарованное ей счастье материнства!

– Спасибо, – Маруся захлопнула блокнот. – А теперь, если можно, не для прессы.

– Не для прессы? – устало взглянула пожилая женщина. – Извольте. Теперь начнут привозить с кровотечением, с морковкой, с ложкой… Раздолье для абортмахеров! Но это между нами, я надеюсь.

– Да-да, я понимаю, конечно!

– Кстати, а у вас дети есть?

– Нет, все как-то…

– Вот и не тяните. И приходите рожать!

– Договорились! – она улыбнулась и направилась к выходу.

А ведь она права, эта докторша с усталыми глазами. Пора. Ей 31 год. Но им так хорошо вдвоем!

Карл увлекся киножурналистикой, и получалось у него здорово. Он вообще был не только умен и красив, но и необыкновенно, всесторонне талантлив: великолепно рисовал, ни дня нигде специально этому не проучившись, прекрасно фотографировал. Сценарии к двум документальным фильмам были одобрены в Москве и уже взяты в разработку. При этом не оставлял службы военкора. Однажды просто влетел домой, радостный, возбужденный, закружил жену:

– Марийка, Чкалов приезжает, послезавтра беру у него интервью!

Отчаянно смелый летчик был идеалом не только для мальчишек, на него молилось несколько поколений, и Маруся даже позавидовала мужу по-белому – уж очень хотелось пообщаться с легендой авиации.

После интервью сидели до глубокой ночи, Карл с восторгом рассказывал о простоте и обаянии кумира, хохотал над его проделками вроде пролета под Троицким мостом в Ленинграде и даже заикнулся было о…

– Нет! – твердо заявила жена. – Никаких ОСОАВИАХИМов! Тем более, скоро нас будет трое…

– Чижик… Любимая! Как же я рад!

Вот чего он был абсолютно лишен, так это столь полезного в хозяйстве набора мужских навыков – даже такая мелочь, как необходимость вбить гвоздь, приводила его в смятение. Марию это не особо огорчало – всегда можно было вызвать электрика, водопроводчика, бригаду штукатуров и заплатить им. Покупку предметов интерьера он тоже считал излишеством, и мудрая жена наловчилась покупать приятные мелочи, создающие домашний уют, когда муж был в очередной командировке.

– Марийка, чьи это стулья? – с недоумением вопрошал он, вернувшись. – Откуда?!

– Я их купила!

– А этот абажур?!

– И его тоже.

– Но это же безумно дорого!

– Но мы ведь прилично зарабатываем, я накопила. Тебе же хочется возвращаться домой, а не в сарай?

– Домой… И знаешь, у нас очень уютно.

– Ну вот видишь, а ты говоришь – излишества…

Подготовкой дома к появлению малыша они все же занимались вместе: Карл рисовал эскизы, она принимала их или отвергала, наконец план генеральной реконструкции был утвержден и Мария принялась его воплощать.

Осенью родилась девочка, крошечное черноволосое чудо, так похожее на отца.

Она читала это сумасшедше нежное письмо, лежа в многоместной палате, и улыбалась.

Октябрь, 1937

Родные мои Марийка и Лорочка!

Жду не дождусь вас. Завтра в 2 или 3 часа приеду за вами. Сообщи мне, пожалуйста, что нужно купить и приготовить. Как быть насчет ванночки? Может быть, можно применить таз?

Сегодня был у Тенниковой (наш новый управдом), нажимал насчет тепла. Говорит, что 26 октября ремонт отопления закончат. Пока придется жечь камин, он спасет нас. Кроме того, можно еще керосинку и большую лампу (в большой комнате, чтобы не было большой разницы температур).

Марийка, как кушает Лорочка? Достаточно ли у тебя молока?

Жду вас с нетерпением!

Ваш любящий муж и отец

Карл Еник

Они с удовольствием погрузились в эту совершенно новую для себя жизнь, попеременно вставая ночами к Лориньке и радостно осваивая родительские обязанности. Малышка росла красивой и шаловливой, Карл упоенно фотографировал жену и дочь, восхищаясь их фотогеничностью. С какой гордостью он вез коляску, держал девочку на руках! Это его, и только его, а значит, самое лучшее, самое любимое! По-прежнему собирались с друзьями, теперь уже тоже молодыми родителями, устраивали пикники, детские праздники, путешествовали по Волге. Самая красивая пара превратилась в самую красивую семью Куйбышева.

Неужели это она, дикая забитая Кузя, родившаяся в сибирской глухомани, на станции Иланская, так счастлива? Неужели это у нее, у Машки, влюбленный как мальчишка, умница и красавец муж и чудесная дочь, своя уютная квартира? Неужели это она работает в крупнейшей областной газете и живет в прекраснейшем из городов, в двух шагах от великой русской реки? Неужели есть все то, о чем она даже мечтать не смела?! Или нет… смела. Но только мечтать. Господи, пусть это никогда, никогда не кончается!..

– Как же так, Мария Васильевна? Вы, советский человек, перспективный молодой журналист – и член семьи изменника родины?