Фрейд - Петр Люкимсон Страница 41

«Возможно, я частично содействовал появлению этого гражданина», — с легкой иронией писал Фрейд.

Многие биографы поспешили приписать это отношение Фрейда к прерванному коитусу (а заодно и к презервативам) исключительно как его личное и совершенно безосновательное предубеждение против таких методов контрацепции. Дескать, Фрейд сам в первые месяцы брака практиковал прерванный половой акт, это доставляло ему неприятные ощущения — и он, по своему обыкновению, на основе чисто личного опыта сделал общий вывод. Даже если это и так, то последующие исследования подтвердили правоту Фрейда. Согласно современной сексологии, прерванные и пролонгированные половые акты являются третьей по распространенности причиной импотенции и других сексуальных расстройств — они лежат в основе 24,2 % таких заболеваний [87]. А «применение мужского презерватива, несмотря на увеличение продолжительности акта, лишает некоторых женщин оргазма» [88].

От этого признания сексуальной этиологии невроза до психоанализа — дистанция огромного размера, но это, безусловно, шаг в верном направлении. И одновременно это еще одно важное открытие Фрейда, которое осталось незамеченным и неоцененным, и в результате многие пары продолжали (и продолжают до сих пор) практиковать прерванный коитус.

Что же касается Фрейда, то на самом деле трудно сказать, практиковал ли он сам этот способ в первый год своего брака или нет. 16 октября 1887 года, то есть более чем через год после свадьбы, Марта благополучно разрешилась девочкой, которую назвали Матильдой в честь опекавшей молодоженов жены Йозефа Брейера. Фрейд не без гордости рассказывал, как «храбро и мило» вела себя его Марта во время родов, а «когда ей надо было кричать, каждый раз извинялась перед врачом и акушеркой».

* * *

Судя по всему, незадолго до рождения дочери или же вскоре после него в жизни Фрейда произошло еще одно событие чрезвычайной важности: Брейер познакомил его с молодым (он был на два года моложе Фрейда) немецким отоларингологом Вильгельмом Флиссом, прибывшим в Вену для прохождения постдокторантуры. Между двумя врачами, в равной степени недовольными состоянием современной им медицины и ищущими новые идеи, быстро завязались дружеские отношения.

Вскоре Флисс уехал обратно в Берлин, и они стали обмениваться с Фрейдом письмами. По-видимому, Флисс в определенном смысле заменил Фрейду Марту, с которой ему больше не было нужды общаться при помощи писем. Между тем, очевидно, в нем очень глубоко сидела потребность поверять свои чувства и мысли бумаге, оттачивая их по ходу письма, и в этом смысле он крайне нуждался в эпистолярном собеседнике, олицетворявшем самого близкого друга. Кроме того, из-за сидящей внутри Фрейда постоянной неуверенности в себе ему нужен был такой собеседник, который давал бы своеобразную легитимацию его мыслям — то, чего он сам не мог себе дать. Флисс идеально подходил на эту роль, и письма друзей считаются важнейшими документами, показывающими путь, по которому Фрейд шел к рождению теории психоанализа [89].

Одновременно с частной практикой Фрейд не оставлял мыслей об академической карьере. Так как в психиатрическую или неврологическую клинику ему попасть не удалось, он соглашается работать на неполную ставку в Институте детских болезней, где очень быстро становится одним из ведущих специалистов по заболеваниям мозга и нервной системы. Он активно публикуется в различных журналах, охотно берется за написание рецензий и статей для энциклопедических справочников, а затем и две монографии, которых было вполне достаточно, чтобы он обрел международное признание.

«Корни будущего Фрейда берут, следовательно, свое начало с 1886 г. Отростки же прежнего Фрейда, занимающегося анатомией мозга, доходят еще до 1893 г., так как он опубликовал в 1891 и 1893 гг. две довольно хорошие монографии о расстройствах речи и о детском параличе. Я познакомился с этими двумя дельными, теперь несколько устаревшими работами. Работа об афазии, посвященная другу, Иосифу Брейеру, написана вдумчиво и представляет значительную ценность. В обеих этих работах ничто еще не предвещает той бури, которая готовилась в нем, когда он их писал» [90], — констатирует Фриц Виттельс.

В этих словах есть лишь одна неточность: на самом деле буря в нем уже давно бушевала.

Второй раздел И[стории]. Б[олезни]. содержит данные о заболевании, жалобы больного, сведения о проявлении болезни в прошлом (анамнез болезни), условиях жизни, состоянии здоровья родственников, результаты объективного исследования больного по отдельным системам и органам, специальных лабораторных исследованиях, проведенных в первые 1–2 дня с момента поступления и послуживших для установления предварительного диагноза…

В 1887–1892 годы доктор Зигмунд Фрейд продолжает принимать больных неврастенией или тех, кто считал, что он ею болен. В большинстве своем, как уже говорилось, это были женщины, и по мере роста популярности молодого врача его пациентки становились всё богаче. В 1888 году одной из таких пациенток стала жена банкира Анна фон Либен, которую позже в «Этюдах об истерии» Фрейд назвал Цецилией М.

Вероятно, Фрейд и Брейер познакомились с Анной на одном из устраиваемых ею светских коктейлей, на которые в числе прочих приглашались и модные врачи. Видимо, Анна фон Либен поначалу обратилась за помощью к более опытному и известному Брейеру, но тот (возможно, опасаясь повторения истории с Бертой Паппенгейм) поспешил передать ее Фрейду, оставив за собой роль «старшего», консультирующего партнера. И Брейера можно было понять: госпожа фон Либен требовала к себе врача едва ли не ежедневно, а то и по несколько раз на дню. Словом, налицо была не невралгия, как поначалу предположил Брейер, а самая что ни на есть, с точки зрения Фрейда, типичная истерия со всеми характерными симптомами: «галлюцинации, боли, спазмы, долгие напыщенные речи».

Фрейд лечил Анну фон Либен всё тем же гипнозом (которым он, по общему мнению, владел крайне слабо), электротерапией, гидротерапией, а также, возможно, морфием. Во всяком случае, иначе трудно понять, почему после того как Брейер и Фрейд наотрез отказались выписать ей «лекарство», у Анны начались галлюцинации, во время которых она увидела их обоих повешенными на дереве — это и в самом деле похоже на мстительный бред наркоманки, которой отказали в наркотике. Но главное заключалось в том, что, выслушивая «долгие напыщенные речи» фон Либен, после которых, как и в случае с Паппенгейм, наблюдалось облегчение состояния, Фрейд вновь убедился, что во время такого свободного словоизлияния можно немало узнать об источниках психологических травм пациента. Это, в свою очередь, было чрезвычайно важным шагом вперед в заложении основы будущего метода свободных ассоциаций.