Рулетка колдуна - Александр Гейман Страница 118

Меж тем, на балкон со двора поднялся Дуанти, утираясь полотенцем после рыцарской разминки.

— А из парнишки будет толк, — сообщил он.

— Не вздумай умыкнуть моего брата в Кардорон, — предупредил Грэм. — Маринна не простит тебе.

— Эстино давно стал общим любимцем в Анорине.

— Ну-ну, я только обещал навестить вместе с ним Большого Дэма. Эх, Грэм, — вдруг вздохнул Дуанти, — так я стал скучать по морю! Хорс зовет меня сходить к Сиэлю на Увесту.

— Так в чем дело?

Дуанти скорчил кислое лицо:

— Отец на меня столько всего навалил! И у Эниты, — Дуанти рукой изобразил животик.

— Как, уже второй? — удивился Грэм. — Да… Ладно, не ты один такой — я тоже прирос к Атлану.

Дуанти вздохнул снова:

— Дело не в море. Мне не хватает странствия. Чтобы ты и я, и Вианор, и Трор, и чтобы дорога и неизвестность. Хотя…

— Хотя там, на дороге в Астиан, мы всегда будем вместе, — закончил Грэм. — Ты и я, вместе с Вианором и Трором.

* * *

На этом заканчивается история Грэма и Дуанти, их друзей и наставников Вианора и Трора, записанная верно, полностью и без искажений очевидцем и участником событий, главным хронистом Анорины, хранителем летописи Большого Анорийского Круга магом-предсказателем Стаггой Бу Ансуз Стаггой Бу, что он здесь и удостоверяет.

Главный хронист Анорины Стагга Бу.

* * *

Успокойся, дружок, ведь чудес не бывает — откуда?

В шкафу миски звенят — золотая простая посуда,

В старой чашке алмазной смеется водичка живая.

Низко кружит дракон. Будет дождь. А чудес не бывает.

На высокие башни опять, как веками бывало,

Звездочеты восходят и правят небесные знаки.

А внизу с лепетаньем, с шелковостью алою-алой

В анорийских полях расцветают люденские маки.

И трудяги-волхвы улетают на сбор дуновений

Новиной урожая покрыть расточенные чары —

Шорох крыл мотылька, блик луны, лоскут ясного жара, —

Сбор такой-то весны анорийского леточисленья.

Где же взять чудеса? Разве только — но ты не поверишь —

Есть страна, целый мир, где в железо попрятались звери, —

Были ящеры раньше, подобно иным в Анорине,

Потом в камни нырнули и вышли уже как машины.

На них ездят — не смейся! — и плавают, даже летают.

Ими греются в холод и светят в домах, как стемнеет.

Ими в войнах дерутся и раны им сталью латают,

Только сердца не слышат, и звать из земли не умеют.

Ты представить не можешь? А впрочем, там есть и похлеще:

Вот смешной человек — так, мальчишка далеко за тридцать.

Он на берег приходит — и знаешь, сумел умудриться

Разглядеть Анорину и счесть её выдумкой вещей.

Будто сам этот вор-сочинитель, сей, видишь ли, труженик слова

Сотворил этот мир из наитий и сказок чудесных,

Будто сам он сподобился дальнего зренья иного,

А притом рассказал о простейших делах и известных.

Не бывает, ты скажешь? А я что твержу — не бывает.

Где теперь чудеса? — может, раньше когда-то водились.

Вода просится в рот, — как обычно, на то и живая.

В шкафу миски бранятся, опять меж собою сцепились.

В небе кружат драконы по летней и лётной погоде,

В полутьме золотистой парят опьяненные маги,

Словно звезды светясь. Как обычно, на лунном восходе

В анорийских полях расцветают люденские маки.

1996–1997, окончено 8 июля 97 г.